Редакция Сайта этот материал от Военного корреспондента Юлии Афанасьевой получила давно. Нет, проблем с опубликованием, не было. Но, все-таки, что-то мешало разместить его сразу.

То  ли, что-то личное было в этом материале, то ли мешали бесконечные баталии общественной жизни страны на фоне  выборов ( голодовки несогласных, пиар гламура, бесконечные развлечения «звезд шоу бизнеса» и т.д.), не хотелось что бы публикация прошла не замеченной из-за этого мусора.

Однажды, когда ты вернулся из своей очередной командировки на Кавказ, я выпросила у тебя твою боевую бандану –  помятый кусок камуфляжа, пропахший лесом и костром - этакий подарок с войны…  А тебе отдала свой шёлковый платочек той же камуфлированной расцветки – на счастье, чтобы в долгие месяцы разлуки, сжимая его в руке, ты чувствовал, что я рядом с тобой…
Когда я впервые тебя увидела, меня поразили твои глаза. Такой глубокий пронзительный и вместе с тем утомлённо-спокойный взгляд может быть только у человека, который видел смерть, за которым эта смерть ступала след в след, и который от неё сумел уйти. Уйти победителем. 
Ты умеешь побеждать, потому что не боишься воевать. Воевать с боевиками в кавказских лесах, воевать с несправедливостью в жизни и на службе, воевать с самим собой, укрощать свои слабости и постоянно себя воспитывать, доводя до совершенства.
Ты обливаешься ледяной водой даже в мороз, бегаешь дважды в сутки по двадцать километров, ты ненавидишь праздность, ты постоянно чем-то занят – ты готовишь себя к испытаниям, без преодоления которых жизнь твоя не имеет смысла.
Ты мало улыбаешься. Внешне ты всегда сдержан. Даже суров. Но я-то знаю, какой ты на самом деле – тонкий, нежный романтик!.. И когда я это говорю, тебе ничего не остаётся, как согласиться – ты же не умеешь лгать… Правда, ты пытаешься возражать, будто бы таким мягким и ранимым быть не желаешь, стремишься быть «командой и кулаком», каким тебя знают сослуживцы. Ты требователен к окружающим. Ещё требовательнее к себе. Ты постоянно себя проверяешь на прочность и физически, и морально. По-другому и быть не может - ты ведь служишь в спецназе. С тобой бывает трудно. Трудно соответствовать той высокой планке, которую ты беспрестанно задаёшь. Но я стараюсь, ведь я тебя … люблю…

Твой дом – полевой лагерь. За много лет ты к нему до боли привык. Армейская койка, потрескивающие дрова в печке и неумолкающая ни днём ни ночью радиостанция…  Из далёких тревожных мест ты присылаешь мне скупые строчки: «Солнце, обстановка пока в норме. Живём в палатках. Пока сидим -  никуда не лазаем. Занимаемся подготовкой к зиме, заготавливаем дрова, палатки утепляем, печи чистим, местный народ нас недолюбливает, как это и положено. Обнимаю тебя горячо.»
Я пытаю тебя вопросами, хочу узнать все подробности, чтобы хоть в мыслях нарисовать тебя и разделить твой нехитрый быт, чтобы стать чуточку ближе…  Пусть тепло и уютно будет в твоей палатке, пусть ясные звёзды светят над вашим лагерем и берегут вас от беды. Я любуюсь тобой (ты всегда лежишь в моём кармане), и твои неотразимо проникновенные глаза доводят меня до слёз. Я мечтаю обнять тебя и прижаться к твоей милой колючей щеке…
Идут дни, недели, месяцы… Ты всё также воюешь и всё также успокаиваешь меня в ответ на мои настойчивые вопросы:  «Что тебе сказать – у нас идёт дождь, погода шепчет… Изо дня в день занимаюсь, готовлю, обучаю, тренирую, а так жутко скучаю, милая, за тобой, за твоим взглядом, улыбкой, голосом… Прикасаюсь к тебе через сотни вёрст, целую нежно…»
Я часто вижу тебя – во сне. И очень редко – наяву.  Но я научилась чувствовать тебя на расстоянии. Когда ты мне сообщаешь: «Я на задачу, дорогая! Свяжусь, как смогу!» -  я иду вместе с тобой, вместе с тобой не сплю, не ем, не думаю ни о чём, кроме твоего благополучного возвращения. И я точно чувствую, когда через несколько суток измотанный и озябший, ты возвращаешься в свою родную палатку к блаженной печке. Я это чувствую, и твоё послание это подтверждает: «Солнышко, мы сегодня с выхода. Замёрзли. Пока привели себя в порядок, думал, поздно уже сообщать. Ты чувствуешь, когда возвращаемся! Целую, обнимаю, обожаю, добрых снов!»

Твоя работа – сплошь боевые выходы. Ты уже не боишься мне о них говорить – ты знаешь, что у меня крепкие нервы, я пойму, приму тебя такого, моего боевого бродягу, и тебе будет немножко легче и теплее. Я перебираю твои письма, много писем, перечитываю фразы, которые знаю уже наизусть:
«…Нормально всё. Мы только с работы. Приводим себя в порядок. Нужно отдыхать. Завтра всё по новой…»
«Да уж холодно немного, но нам некогда мёрзнуть! Лагерь без света сегодня, дрова на исходе – рубим лес в щепки! Скучаю за тобой…»
«Испытываем мороз, а он нас. Работы невпроворот. Готовимся к выходу. Обнимаю!»
«Всё вроде в порядке, дорогая. Холодно, мокро, слякотно, мерзко… А так всё здорово – готовимся вот к боевым стрельбам в различных условиях и задачах днём и ночью.»
«Когда видимся, не знаю. Дожить бы до завтра…»

Впрочем,  разве эти немногословные откровения передают всё то, что ты испытываешь на самом деле?! Конечно, нет… Ты много мне не говоришь, а если точнее – ничего не говоришь о своей работе. Даже порой возмущаешься, когда я научусь тебя о ней НЕ спрашивать, а я упрекаю тебя, дескать, не доверяешь, а в ответ слышу: «Что значит «не доверяешь. Если честно, никому в жизни не доверяю, даже иногда себе, зачем тебе знать,.. Спокойнее живётся… Я жив, здоров, всё остальное тебя не должно волновать, дорогая! Добро? Целую, обожаю, обнимаю!!!» И как тут устоять от твоих искренних нежных слов… Я прекращаю спор и сдаюсь. Ты и впредь ничего не расскажешь мне о том, как подрываются на минах сослуживцы, как мучаются раненые, когда вы часами несёте их по горным тропам к вертушке, как ночами, дрожа от холода, бредёте по сугробам, прочёсывая леса… Я всё это знаю… Это война. Это твоя работа. Это твоя жизнь. А значит, и моя тоже.
В своей молодой жизни ты видел много страшных вещей. Ты видел отрубленные головы своих товарищей… И в годовщину их гибели ты берёшь стакан и пьёшь водку. В память о них, о погибших братишках. Ты говоришь: «Они были лучшие!» Но даже после этого ты не отрицаешь войну, ты уверен: «Она нужна! Ещё раз нужна! Чтобы сплотить народ, который забыл, кто он такой!».
И я не представляю тебя другим - не воюющим, не скитающимся, не мучающим меня безвременной разлукой и бесконечным ожиданием. Мне всё в тебе кажется прекрасным – твой пронзительный взгляд, твой уверенный шаг, твой грудной, немного робкий голос, твои до бешенства нежные слова…  Даже курить у тебя получается красиво! Я любуюсь тобой, я восхищаюсь тобой, я тобой дышу.
Наши с тобой чувства имеют острый вкус и яркий цвет. Они глубокие и настоящие, как наша с тобой непростая жизнь. Это любовь без стеснения и жеманства… Это любовь, которая сближает людей, живущих понятием «сейчас». Потому что другого такого мгновения может не быть. Как на войне.
Я ношу тебя в своей голове и в своём сердце. Я одна шлёпаю по тёплым осенним лужам, но чувствую, что у тебя, в горах, тоже идёт дождь, а значит, мы вместе ловим в ладоши свежие капли и радуемся этому обыкновенному чуду. Вместе!..
А тут недавно пошёл первый снег. Я написала тебе: «Так свежо на улице, такое нежное зимнее дыхание…Хочется взять тебя под руку и идти долго-долго, не расставаясь…» А ты мне ответил: «Я тоже об этом подумал, дорогая! Люблю, обожаю такую погоду! Мы с тобой под снегом… Мягко подающий, его можно ловить на руки… на лицо… на губы… Романтика!.. Обожаю тебя!»
И разве после этого я поверю в твою непробиваемую суровость?..
---------------------------------------------------
«Сейчас в моих руках твой платок… Он так манит и теребит… В нём, конечно, запах больше твоих духов, но и через него слышен запах твой, твоего взгляда, улыбки, голоса…» Это ты вспоминаешь меня в короткие минуты отдыха.  А у меня в руках кусок твоего камуфляжа, пропахшего лесом и костром… Это самый дорогой подарок в моей жизни. В нём воздух войны, которым дышишь ты, который зовёт тебя к новым победам. А я… Я жду тебя, жду, как никто другой…

Юлия Афанасьева, военный корреспондент